Ночная радуга - Страница 4

Всех троих и взяли. Всем троим и дали. Тем, двум, за грабеж; Олегу — за незаконное хранение огнестрельного оружия. Вместе сидели. Подружились…

— Эва-ан! — вдруг раздалось со стороны фашистов.

Ваня вздрогнул, услыхав свое имя.

— Эва-ан, капут! — кричал фриц, странно растягивая слова.

Олег напряженно хмыкнул за спиной:

— Знакомый объявился. Тебя зовет. Может, тесть. Ты женат, нет?

Ваня не ответил. Не до шуток. Туман подползал все ближе. Может, движутся, пригибаясь, под его прикрытием фрицы.

— Притихли гады, — тревожно вслушивался и Олег. — Готовятся. Надо устроить им трогательную встречу.

Олег ополз убитых товарищей, собрал автоматные диски, гранаты-«лимонки». У лейтенанта вынул из планшета непромокаемый пакет с картой и пистолет. Разложил перед собой оружие, окинул довольным взглядом все хозяйство.

— Салют наций в двадцать один залп давать можно!

Олег внимательно и остро посмотрел на Ваню.

— Давай и твой.

— Зачем? — удивился Ваня.

— Поползешь вон в ту щель. По ней можно вылезти наверх.

— А ты?

— Давай автомат и бери вот.

Олег протянул отливающий вороненой сталью пистолет и лейтенантов плоский пакет.

— Не-е! — заартачился Ваня, поняв все.

— Дурная голова, — досадливо поморщился Олег. — Мы не можем уйти вместе, они засекут нас, а так я прикрою.

— Не-е! — упрямо тряс головой Ваня.

— Отставить разговорчики!

— Ты не приказывай, мы оба рядовые! — огрызнулся Ваня.

Ваня был упрям, и если уж что-то решал, то ему хоть кол на голове теши, все равно на своем стоять будет.

— Давай ты, а я останусь, — сказал Ваня и почувствовал, как от такой решимости морозом взялась кожа на голове.

— Та-ак… — протянул Олег и смерил Ваню странным взглядом, не то ироническим, не то благодарным. — В благородство играем.

Он помолчал, что-то прикидывая в уме.

— Ладно, потянем жребий. Кто вытянет короткую — тот остается, кто длинную — тот идет. И без разговорчиков! Двоим отсюда не уйти, а карту надо доставить на катер, там ждут. Это до тебя доходит?

Олег выломал две палочки от ветки, показал Ване.

— Тяни, да не медли. Уходить надо! Английский парламент тебе тут! — Глаза Олега ожесточились.

Ваня вытянул длинную.

— Есть на свете справедливость! — сказал Олег.

Ваня не заметил, что Олег зажал в руке две длинных, одинаковых, и дал ему тянуть первому. А оставшуюся у него в руке незаметно поменял на короткую.

— Время только тратим. Вот возьми и иди.

Олег подал нагретый рукою пистолет и плотный резиновый пакет. Ваня знал: в пакете карта с нанесенными оборонительными укреплениями фашистов.

— Прощай, — тихо сказал Ваня, чувствуя, что вот-вот разревется.

— Не знаю такого слова: прощай! — зло выкрикнул Олег. — Знаю: здравствуй! Так что будь здоров, парень! Адью!

Олег больно стиснул Ванину руку и вдруг торопливо и просяще заговорил:

— Останешься жив, передай привет на Арбат. Адрес в документах на базе. — Голос его придушенно осел, но Олег быстро справился с собой и на высокой, срывающейся ноте закончил: — Напиши, что зря она не поверила, зря на письма не отвечала.

Горло сдавило, и последние слова он произнес с придыханием, со смертной тоской обреченного, и Ваня задохнулся от обжигающего чувства невозможности что-либо изменить, от бессилия перед судьбой и замешкался было.

— Да иди ты!..

Ваня на животе пополз к расщелине. И уже в ней услыхал, как гулко заработал автомат, как отчаянно-зло закричал Олег, проклиная фашистскую сволочь.

Ваня оглянулся и сквозь рыхлую стену тумана увидел, как забились вспышки, как вперехлест полетели светящиеся трассы туда, где лежал Олег.

До крови закусив губы, глотая слезный комок, Ваня судорожно карабкался вверх. Он уже не видел, как размытые туманом фигуры немцев, разбрызгивая хлещущие трассы, двинулись к тому месту, откуда яростно вел ответный огонь Олег…

Ваня остервенело лез все выше. Дрожащими от напряжения пальцами судорожно цеплялся за каждый выступ, за каждый кустик и боялся смотреть вниз. Сапоги скользили, он чуть не сорвался в пропасть; он был уже высоко и видел над головой слабо светящееся холодное небо и такие же слабые мелкие звезды. Срывая ногти, из последних сил Ваня подтягивал свое тело вверх.

А внизу обвальным ухающим грохотом гремели разрывы гранат…

Под утро Харальд вышел из дому. Слоистая молочно-сизая пелена застелила фиорд, заполнила провал между берегами до самого верха, и от этого дом Харальда, выстроенный на вершине сопки, казалось, стоит на берегу туманного моря.

Харальд чуть не наступил на человека, лежащего посреди двора. Когда схлынул первый приступ испуга, Харальд нагнулся.

Человек лежал ничком. Харальд осторожно перевернул его на спину. В утренних сумерках забелело лицо, наполовину залитое чем-то темным. Харальд просунул пальцы за воротник, ощущая неприятно стылое тело, и уловил слабое, с долгими промежутками биение шейной артерии.

Харальд опасливо оглянулся. Туманная мгла была безмятежна и хранила молчание.

Прислушался.

Ни звука.

Харальд снова нагнулся над человеком, стараясь разгадать: кто он? Расстегнул изодранную и залитую чем-то липким гимнастерку и увидел тельняшку. Отшатнулся. Русский! Откуда? И тут же вспомнил выстрелы с вечера. Значит, был бой. Да, да, бой! Мгновенно вспыхнула ненависть. Так и надо! Всех их надо за сына! Всех!

Харальд поспешно отошел от лежащего. Он ничего не знает, никого не видел, мало ли кто может лежать на его дворе. Тут и разведчики ходят, и концлагерные бегут.